Больше всего на свете Лидка Соколова любила своего сына. Лёнька родился хиленьким, часто болел, думала не вытянет она его. Но, ничего, подрос сынок, окреп, к школе уже мало чем отличался от сверстников. Также гонял летом мяч на футбольном поле, а зимой до зелёных соплей лазил по сугробам.
В школе Лёнька учился нормально, звёзд с неба, правда, не хватал, но и в отстающих никогда не числился. Если бы захотел, мог после восьмого класса в девятый спокойно пойти, но решил не быть обузой матери и поступил в училище на слесаря. «Своими руками всегда себя прокормишь, а головой ещё постараться надо», говорил Лёнькин дед по материнской линии, внук этот урок на всю жизнь запомнил. Второго своего деда Лёнька не знал. Как, впрочем, и отца.
Кто он? жив ли? есть ли у него другая семья? — на все эти темы было наложено табу. Бабушка однажды попыталась посвятить внука в семейные тайны, но дед так на неё цыкнул, что отбил всякое желание об этом судачить.
Закончив училище, Лёнька попал на завод, а оттуда уже призывался в армию. На медкомиссии все его детские болячки волшебным образом испарились, так что служил он ровно два года. И ни дня меньше. Хорошо хоть далеко не отправили — часть стояла на окраине города. В первый год службы Лидка к сыну часто ездила — скучала, а на второй год уже Лёнька из увольнительных не вылезал, будто и не служил в армии вовсе. Хоть с этим в жизни повезло.
После службы вернулся на завод. Платили там мало, но работа была близко к дома, иногда оставался в ночь, так что на первое время денег хватало.
О своей болезни Лидка узнала случайно. В институте, где мыла полы лаборатории, у неё внезапно закружилась голова, еле живая сползла по стенке, чуть затылком об кафель не ударилась. Напарница успела вызвать скорую.
Врачи диагноз поставили такой страшный, что бабка с дедом, узнав его, за одну ночь постарели ещё больше. В нашей стране болезнь такую не лечат, а за границей операция огромных деньжищ стоит. Где ж их взять? Даже если все квартиры в семье продать и то не хватит.
Лёнька побегал по дружкам, чтобы денег занять, да разве такие суммы на окраине города у кого-то водятся? Честным трудом столько за всю жизнь не заработаешь. Вот если только с Серёгой Сиплым на дело пойти, может, что и выгорит... Только дело противозаконное...И Лёнька решился. Матери, конечно, ничего не сказал, будь что будет!
При налёте на ювелирку Лёньку повязали. Сиплый успел в машину прыгнуть, а Лёнька в дверях замешкался, где его скрутила подоспевшая милиция. Пять лет дали. Хотел матери помочь, а оказалось, что последний год жизни у неё отобрал. До суда Лидка не дожила.
После тюрьмы Лёнька возненавидел весь белый свет, а больше всего своего отца. Из за него мать надрывалась на двух работах, из-за него у Лёньки нормального детства не было! Решил так: найду — убью. Всё равно жизнь исковеркана.
Долгими уговорами вызнал у бабки название деревни, где отец жил. Купил билет в один конец, поехал. Всё равно его оттуда в тюрьму упекут, зачем деньги тратить?
Нашёл дом, открыл калитку и... обмер. Стоя посередине ограды, в накинутом на плечи цветастом платке, на него смотрела родная мать. Живая!
— Кто там? — донёсся мужской голос из дома и на крыльцо вышел... Лёнька! Точь в точь!
Стоят два одинаковых парня, друг на друга смотрят, как будто в зеркале отражаются. И рядом с ними живая Лидка Соколова. От увиденного Лёнька в обморок бухнулся. А как пришёл в себя так всё и выяснилось. Не Лидка это была, а сестра её близняшка — Маринка. Увела она Лёнькиного отца от его матери, из-за чего вся семья её возненавидела. А у Маринки сын родился Иван — копия Лёньки. Бывает же такое.
Теперь втроём живут. Лёнька слесарем в совхозе работает, жениться собрался. А отец их помер пять лет назад, как раз в день смерти Лидки, своей первой жены. Такая вот история... Ты нальёшь или как?
В купе повисла тишина. Наконец, один из слушателей очнулся:
— Ох и сказочник, ты мужик. Сам придумал?
— Зачем сам? Телевизер смотрю.
— Понятно. Там и не такое покажут. Ну, давай выпьем. За телевизЕр!
До своего тела Серафима Аркадьевна мужа допускала редко. Можно сказать, крайне редко. До свадьбы — молодыми — гуляли только под ручку, обнять себя за талию при людях Серафима Аркадьевна не разрешала. Иногда, правда, Юрий Семёнович — а тогда просто Юрка — срывал в темноте…
