Ибн-Петрович

Июльское солнце рано начинает припекать. Ещё не было и одиннадцати часов утра, когда двое мальчишек, два брата, старший и младший, сбежав по крутому склону берега, плюхнулись в тёплые волны Обского водохранилища, названного кем-то ради приличия морем.

Тот, что постарше, Роман, размашистыми движениями поплыл подальше от берега, дав понять лежавшим неподалёку девушкам, что он не какая-то там малявка, чтобы барахтаться на мелководье, а уже взрослый парень. В конце лета как-никак стукнет четырнадцать. Девушки, подставив солнцу спины без лямочек, томно смотрели в ускользающую даль.

Гошку, который был младше брата на девять лет, соседки тоже интересовали, но только как хозяйки чудесного надувного, с умными глазами, дельфина, лежавшего без дела рядом с ними на песке. Гошка плюхался по пояс в воде, завидуя и рассуждая о такой большой несправедливости, как этот недоступный ему дельфин. Вот ведь лежат девчонки, вялятся, как воблы, и не нужен им этот чудесный надувной дельфин. Вот если бы Гошке на нём поплавать, то ничего бы не случилось с этим надувным, с умными глазами, дельфином. Да кто ж даст?

У Гошки собственная надувная игрушка была всего один раз в жизни. Отправляя позапрошлым летом сына на лето к бабе Гале, мама купила круг. Но, видимо, из-за того, что был самый дешёвый, круг очень быстро прохудился на шве и ремонту не подлежал. Баба Галя несколько раз выбрасывала испорченный круг в мусорную кучу, но Гошка всякий раз замечал яркую игрушку и перепрятывал в место понадёжнее. Круг для него, хоть и дырявый, представлял величайшую ценность. Мальчишескую душу грели воспоминания о том времени, когда он купался с другими пацанами на равных и мог заходить в воду поглубже. «Вот вырасту, — пообещал себе Гошка, и заклею дырку. А еще лучше — куплю надувной матрас. Огромный, размером с кровать».

Купить сейчас матрас или другую надувную игрушку их семья не могла себе позволить. Отец ушёл два года назад — сначала просто уехал в командировку на Дальний Восток, а потом и вовсе остался там навсегда. Первый год мама проплакала, не работала, жили они старыми запасами и накоплениями. Отец присылал денег мало и редко, писем не писал вовсе, не звонил, будто и не было у него в этом городе жены и двоих сыновей.

Заплыв достаточно далеко для того, чтобы произвести эффект на девушек, Роман развернулся и поплыл к берегу. Он хотел выйти из воды, широко расправив плечи, поигрывая мускулами, точно голливудский киногерой. Но, повернув обратно, увидел, что девушки уже собираются, сворачивают полотенце, накидывают на свои бронзовые тела лёгкие платьица. Видимо, увидеть выходящего на берег худосочного четырнадцатилетнего Джеймса Бонда девушек совсем не прельщало.

На берегу Ромка не стал расстилать покрывало, которое им всучила с собой баба Галя, — постеснялся. Лежать на цветастой тряпке с огурцами было как-то не по-мужски. Он упал на горячий песок и стал смотреть, как играет в воде Гошка.

Как и многие старшие дети, Роман недолюбливал младшего брата. С появлением Гошки жизнь Ромки сильно изменилась. В ней стало меньше улицы, футбола и пацанов, зато вовсю хватало крика, пелёнок и соплей. Гошка рос болезненным, нервным ребенком. Он появился на свет задуманным улучшить отношения между матерью и отцом, а вышло совсем наоборот. В глубине души у Ромки порой проскальзывала мысль, что отец ушёл именно из-за него — Гошки.

Но Гошка мыслей брата читать не умел, смотрел на него любящими глазами. Ведь старший брат заменил ему отца.

— Рома, похож я на дельфина? — крикнул Гошка.

— Ты на карася похож, — ответил Ромка.

— Смотри ещё раз!

Изобразив, как ему думалось, первоклассный прыжок, Гошка плюхнулся животом на воду, подняв миллионы брызг.

— Точно, карась, — сказал Роман. — Хватит, вылезай уже, простынешь!

Младший брат болел часто и подолгу. Температурил по несколько дней, покрываясь холодной испариной. Ромка срывался из школы на переменах домой проведать брата, давал таблетки и опять убегал на уроки. Хорошо хоть школа была напротив дома. Гошка целыми днями один смотрел дома телевизор. Мать, чтобы сводить концы с концами, работала на двух работах. После смены инспектором в отделе кадров электровакуумного завода она ходила мыть пол в соседнем кинотеатре. И иногда, если позволяли репертуар и дежурный администратор, брала с собой на вторую работу сыновей, чтобы они могли посмотреть модный боевик или полнометражный мультфильм со звуком Dolby Stereo.

— Вылезай, хватит, — строже повторил Ромка.

Гошка выполз на берег на четвереньках. Теперь он был катер-амфибия, которому срочно требовался ремонт. Он произносил только ему понятные фразы, смысл которых означал, что надо тут одну лопасть починить. Не найдется ли контргайки? Нужных деталей, однако, не было, зато были какие-то штуцеры и брамсели, которые для амфибии не очень-то подходили. Что такое штуцеры и брамсели, Гошка не знал. Непонятные слова он слышал в кино, куда они всей семьёй ходили перед поездкой в деревню.

Возня младшего старшему брату быстро надоела. Он решил отвлечь Гошку и, обведя взглядом окрестности, увидел поблизости короткую деревянную палку, совершенно гладкую, отполированную морем за долгие годы.

— Гогер, смотри, — сказал Роман. Брата он называл, как когда-то звал его отец, — Гогер. — Смотри, знаешь, что это?

— Палка.

— Конечно, палка, но не простая, а волшебная!

— Ну, я же не маленький, — с сомнением сказал Гошка.

— Если ею взмахнуть и сказать заклинание, — продолжал Роман, — появится волшебник и выполнит три любых твоих желания!

— Волшебник? Ой, врёшь! А какой?

— Ну-у… Хаттаб-ибн-Петрович! Что бы ты пожелал?

Гошка пожал плечами и сказал:

— Не знаю, а ты?

— Нет, мне нельзя. Я большой. Волшебник исполняет желания только маленьких детей. А то я знаешь, что могу пожелать!

— Я тоже большой, — обиделся Гошка.

— Конечно, ну, а все-таки? Неужели ничего не хочешь?

— Дельфина надувного! — вспомнил Гошка.

— Это раз. Дальше, — сказал Ромка.

Гошка задумался: «Хорошо бы, чтобы маме не приходилось целыми днями работать. Чтобы она не приходила домой уставшая, бесцветная, уже без сил играть с ним, Гошкой».

— Хочу, чтобы у нас было много денег!

— Здорово придумал! — сказал Ромка. — И последнее желание.

Все самое заветное, что хотелось Гошке больше всего, он уже загадал, что бы ещё придумать? Было жарко, и во рту пересохло.

— Знаю! Большую коробку мороженого! — обрадовался он. — Давай произноси заклинание!

— Эх ты, мороженое! — Ромке стало обидно, что брат ни разу не вспомнил об отце.

— Говори, говори скорее, — торопил Гошка.

Волшебник Хаттаб-ибн-Петрович в нетерпении потирал руки, горя желанием выполнить три желания Гошки. Надувной дельфин, большая сумка с деньгами и целая коробка мороженого, вкус которого тот уже успел почувствовать на языке, вот-вот должны были появиться. Но старший брат почему-то медлил произносить волшебные слова.

Вместо этого он размахнулся и с силой запустил палку в море.

Гошка обмер. И спустя секунду зарыдал.

— Дурак! Она же волшебная!

— Глупости, я пошутил.

— Дурак! — Гошка побежал в воду доставать палочку. — Где она? Я не вижу!

Он метался вдоль берега:

— Где она? Где?

Гошка рыдал над разбитыми мечтами о чудесном надувном, с умными глазами, дельфине, о вкусном мороженом. И о том, что на самом деле он больше всего на свете соскучился по маме, но она приедет только через неделю, через семь долгих дней.

— Мальчики! — раздалось сверху.

Это баба Галя звала обедать.

— Пошли, — Ромка взбежал на гору. — Ты идёшь?

— Иди! Я тебя ненавижу!

— Всё, я ушёл, — раздалось уже совсем тихо.

А Гошка все стоял на берегу и смотрел на подбегающие волны, на белых барашков, которых эти волны несли, и плакал. И тут он увидел волшебника, самого настоящего! Хаттаб-ибн-Петрович возник ниоткуда с той самой палочкой в руках, которая и вправду оказалась волшебной. Он протянул палочку Гошке и сказал:

— Ты хороший мальчик, возьми её себе. Пусть сбудутся все твои желания.

И исчез.

…После обеда Гошка уснул. Ему снился цветной надувной ковёр-самолет и добрый Хаттаб-ибн-Петрович, который подарил ему три порции мороженого — Гошке, Роме и маме…