Как теряют друзей

Саня Селиванов мягкий и добрый человек. Я знаю его семнадцать лет, а он меня девятнадцать. Отчего так? Просто нашу первую встречу я напрочь забыл, а он как-то сказал: «Мы же вместе ходили на редакционное задание в "Молодёжке". Меня приставили к тебе, как к наставнику. Вспомнил?» Я пожал плечами: может быть, извини, забыл...

Потом мы вместе работали в одной деловой газете. Моя будущая жена призналась, что Селиванов даже пытался ухаживать за ней, приглашал в кино, но она сказала: «Саша, извини, но.. И не обижайся».

Он не обиделся.

Мы дружили. Саня был на нашей свадьбе, мы ездили к нему на дачу, вместе справляли дни рождения. В наших отношениях все было хорошо, как вдруг... Всегда это «вдруг»! Выскакивает будто разбойник из-за угла.

Оказалось, что Саня пишет не только заметки и репортажи в газету, но и повести и рассказы. Одним словом, писатель-прозаик.

А дело было так. Я дал почитать Селиванову свои литературные опыты, через пару дней спросил:

- Прочитал? Ну, как?

- Понравилось, - сказал Саня, - Очень. Держи моё.

Я прочитал:

«Фрол стол накрыл на одного. Он приготовил отбивную, и соус к ней, и зелень, и салат. Сверкали на столе фужер и рюмка, столовый нож блестел. Салфетка белая лежала у тарелки. Открыл балкон, портьеру сдвинул - прохладно стало и светло. Все, как любил всегда и делал он».

Я читал, а мне слышалось:

«Волчица ты, тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом!»

Зачем я засмеялся? Не мог перетерпеть? Решил, что это стёб, прикол, оказалось, что нет.

Читаю следующий рассказ:

«Глеб шел с электрички, последней, пустой, по дороге, раскисшей меж дачных домов, потемневших от долгого ливня. В поселке нигде ни огня, и по улице к дому, стоявшему в самом конце, – за оврагом с теперь, вероятно, набухшим ручьем – приходилось идти осторожно. В руке нес чемодан. Небольшой, но вмещалось в нем: смена белья, две рубашки, пара брюк и предметы бритья».

Саня нахмурился:

- Не понравилось?

- Необычно, - уклончиво сказал я, - есть свой стиль, это хорошо.

Так между нами пробежала тень непонимания.

Нет, мы не поссорились. Просто стали меньше звонить и ходить друг к другу в гости. Да и жизнь складывалась по-разному. У меня рос сын, я ушел с головой в семейные проблемы,  приходя в ужас от цен на детские товары. Саня подобрал на улице пса и приходил в ужас от цен на его лечение. Потом пёс умер, и Селиванов плакал. Я же говорил, что он мягкий и добрый человек.

Шли годы. Менялась страна. Я ушёл из журналистики, пытался заниматься бизнесом. Саня продолжал «жечь глаголом сердца людей»:

«Был монастырь, в нем жил монах и братия его: на острове скалистом среди моря. Ни корабли большие, ни маленькие лодки рыбаков к скалистым берегам не подплывали - ни по желанью, ни случайно. Такая странность. И еще - в таких широтах остров находился, что день и ночь молитвами сменялись, ни день, ни ночь не проходили без молитв, не приходили никогда».

Селиванов публиковал свои рассказы и миниатюры на многих сетевых ресурсах. Он напечатался даже в журнале «Дружба народов» и в одном литературном сборнике . Это значит, что через десятки лет какой-нибудь студент-филолог упомянет Селиванова в своём реферате «Молодые писатели Сибири начала ХХI века». Он увековечил себя, а я нет. И слава Богу!