С места события передаёт корреспондент Сергей Довлатов.
В два часа ночи зазвонил телефон.
— Кто это?
А Света мне и говорит:
— Я тебя разбудила?
— Хуже, — говорю.
— Ты не один?
— Один. С Леной.
— Я по делу. Умер Баскин.
— Не может быть! А кто это?
— Мой сосед.
— Ты что, — говорю, — в другое время не могла позвонить?
— Это так, к слову… Сергей, ты мне нужен как мужчина.
Я даже растерялся.
— То есть? — говорю.
— Толик уехал в командировку, а я записалась на югославские куртки. Он твоей комплекции.
— Ну?
— Ты бы мог завтра подойти к ЦУМу? Примерить…
Я попробовал возмутиться:
— Вообще-то днем я работаю…
— Сергей, — кричит, — умоляю! Курток мало, а Толик уехал на две недели…
Лена щекотала меня под одеялом.
— Хорошо, — говорю, — во сколько?
— В двенадцать, у центрального входа.
— О’кей.
Про Свету рассказывали такую историю. В НИИ, где она работала, за ней ухаживали сразу двое мужчин — директор института и инженер из соседнего отдела. Инженер подстрагивал ей карандаши, занимал очередь в институтской столовой. Директор дарил цветы и подвозил Свету домой на черной «Волге». Чаша светиных симпатий склонялась в сторону директора, но однажды Света опасно пошутила по телефону. Набрала два нуля и сказала в молчащую трубку:
— Алло, кагэбэ? У меня тут накопился компромат на Брежнева. К вам подъехать?
И бросила трубку. Над шуткой хохотал весь отдел.
На следующий день Свету вызвали в «первый» отдел. Далее события разворачивались молниеносно. Вернувшись через два часа, она принародно обозвала директора сволочью. В обед из командировки приехал инженер. Толик подстрогал очередной карандаш, набрался храбрости и сделал Свете предложение, причем своеобразно.
Он начал:
— В то время, как на свете все меньше и меньше хороших людей…
Света прислушалась:
— Чего на мне все меньше и меньше?
Инженер побледнел:
— Ой, я хотел сказать…
— Ладно-ладно, — сжалилась Света, — я согласна.
Бросила работу, бегает по магазинам, записывается на дефицит…
Назавтра я влился в огромную очередь. Стало тоскливо.
— Отчего, — спрашиваю, — сосед умер?
— Ужас, как интересно! — говорит Света. — Сейчас расскажу!
Оказывается, Баскин был известным физиком-ядерщиком, причем с мировым именем. За ряд опытов Баскина выдвигали на Нобелевскую премию, по его работам учились студенты, научный мир с восхищением наблюдал за успехами светиного соседа, чего не скажешь о его жене Аллочке — Баскин был импотентом. Это бывает у физиков-ядерщиков. А его жена Аллочка — высокая, красивая, со здоровыми взглядами на жизнь…
Однажды Баскин пришел домой раньше обычного. Дверь открыл молодой мужчина без носков.
— Проходите, — говорит, — я Костя. Сейчас оденусь.
Реакция Баскина была неожиданной.
— Ничего-ничего, — отвечает Баскин, — можете не торопиться. Вы в шахматы играете?
— Немного…
— Вы одевайтесь, а я пока расставлю. Тут в защите Филидора я нашел интересное продолжение. Кстати, а где Аллочка?
— В ванной.
— Угу…
Мужчины склонились над черно-белым полем.
Когда Аллочка вышла, Кости не было. На кухне, на тонких капроновых колготках, почти под самым потолком висел несостоявшийся лауреат Нобелевской премии. На кухонном столе лежала записка: «Он проиграл на двенадцатом ходу».
— Можешь представить? — возмущалась Света. — Выходишь свежая, в предвкушении, так сказать, наслаждений, а тут муж-импотент вместо лампочки висит. Это же всё, конец! Как жить? Какое сердце выдержит? Конечно, она умерла.
Дальше случилось следующее. Костя вернулся за забытым зонтиком. Тихонько открыл дверь своим ключом, задумчиво оглядел два трупа. Зачем-то взял из секретера шкатулку и удалился, предварительно стерев с ручек отпечатки пальцев. Через полчаса зашла соседка позвать Аллочку к телефону. Соседка была большая и пышная и поэтому смогла упереть ковер.
Дальше неинтересно. Слух каким-то образом распространился по всему дому. Унесли все. Кто-то все же догадался позвонить в милицию. Дело возбуждать не стали. Зачем? Все ясно: воры взяли хату, хозяева от жадности и повеселись. А тут была любовь…
И вдруг Света побледнела, сжала мне руку.
— Только не это! — кричит и в слезы…
А продавщица заявляет:
— Не стойте, товарищи. Куртки кончились.
Я даже расстроился.
— Это свинство! — говорю. — Они куртки по домам растащили!
До своего тела Серафима Аркадьевна мужа допускала редко. Можно сказать, крайне редко. До свадьбы — молодыми — гуляли только под ручку, обнять себя за талию при людях Серафима Аркадьевна не разрешала. Иногда, правда, Юрий Семёнович — а тогда просто Юрка — срывал в темноте…
