Вот если баба дура, то она дура и есть. Нет, чтобы тихо радоваться, что телефон вернули, так она подругам растрезвонила о пропаже и о том, какой молодец милиционер на базаре — быстро нашел. И нашлась же какая-то сучка — тиснула в своем ЖЖ про подвиг Федюни: вот, смотрите, граждане, какая у нас милиция, всех воров в лицо знает, не сажает, видимо, с них мзду берет. Из дневника запись попала в городскую газетку-сплетницу, а потом и вовсе пошла гулять по радио и телепрограммам. Рты-то всем не заткнёшь. Началась кампания по борьбе с оборотнями.
Федюню быстро вычислили. Понаехало командиров.
— Ты позоришь честь мундира! — кричал полковник Кордубайло из черного BMW.
— Да как ты мог! — орал из красного «Ауди» капитан Морозов.
— Ой, балбес, — вздыхал прапорщик дядя Вася, облокотившись на капот белой «Тойоты».
По всему выходило, что главный оборотень в погонах Федюня и есть.
Со службы погнали, хорошо, хоть дело не завели, потому как фамилии той девчонки никто не знал, а Лешего с рынка, будто ветром сдуло. Комнату в общежитии тоже отобрали. Остался Федюня на улице. Куда идти, что делать?
Опять дядя Вася не бросил. Тут же на рынке у одного барыги в помощники пристроил. Когда тюки с товаром из контейнера на точки подтянуть, когда за продавца постоять. Спал Федюня в вагончике у контейнеров. Вот и получилось, что опять рынок его от себя не отпустил, будто прирос он к этому месту. В город из деревни переехал, а только города почти и не видел.
— Учиться тебе надо, — говорил дядя Вася.
— Надо, — соглашался Федюня, — когда только?
Дядя Вася вздыхал:
— Да-а, это вопрос-вопросище. И деньги нужны…
А город был рядом, в двух трамвайных остановках. Ночами переливался неоновым светом, манил.
Народ на рынке покупал, продавал, обменивал, обманывал, обсчитывал, врал, терял, находил, радовался, огорчался, просто жил. И другой жизни многие не знали.
С рынка кормился весь город. Мэр через подставных лиц сдавал землю в аренду, родственник районного главы снабжал рынок транспортом, фонд прославленного чемпиона по боксу Каверина охранял половину рынка. Вторую половину контролировала милиция. Портреты мэра, главы и чемпиона на огромных баннерах висели вдоль дороги.
— На наши деньги красуются, — плевали в портреты торговцы, — но ничего, придет еще время…
Но какое придет время, никто не знал, просто хотелось всем верить в справедливость, дескать, не все коту масленица и сколько веревочке ни виться…
Ох и радовались же проигрышу Каверина американцу на Олимпиаде торговцы чемпионского фонда.
— Так тебе, сука, и надо! — говорили одни. — Квазимодо! Мордоворот!
— Пошлем поздравительную телеграмму американскому спортсмену! — предлагали другие.
— Чему радуетесь? Аренду теперь поднимут, — горевали третьи.
И точно, после поражения с рядов Фонда Каверина стали брать за охрану больше. Надо морду побитую лечить, решил рынок.
До своего тела Серафима Аркадьевна мужа допускала редко. Можно сказать, крайне редко. До свадьбы — молодыми — гуляли только под ручку, обнять себя за талию при людях Серафима Аркадьевна не разрешала. Иногда, правда, Юрий Семёнович — а тогда просто Юрка — срывал в темноте…
