Рассказки

— Маринка как мышь — серая. Мимо пройдёт — не заметишь.

— Для актрисы это хорошо. Из такой можно вылепить любой образ.

— Она актриса?

— Угу, в ТЮЗе. Зайчика играет.

— Зайчика? О Господи!

— Почему нет? Любит детей, будет хорошей матерью.

— Да какой там матерью! Сама ещё ребёнок… И таз узкий… Она родить-то сможет?

— Ну мы же как-то родили! Я в её возрасте тоже тростинкой была, да и ты, я помню, не шибче меня толше.

— Ты нас с ними не сравнивай! Мы совсем другие были. И ответственней, и смелее!

* * *

— Оленька, можно вашу ручку?

— В смысле, ручку? По жизни или пишущую?

— Пишущую. Если бы «по жизни», я бы просил ещё и сердце.

— Вот вы мужики бессердечные!

… А Настька та — ведьма. Скажет про кого «Пропади ты пропадом», — всё, считай, нет человека — сгинет. Или хворь какая с ним случится, или из леса не вернётся, или в болоте потонет. Настька так Ивана, сына кузнеца, со света сжила.

Полюбился ей по молодости кузнецов сын — пригожий, статный, светловолосый. Многие деревенские девки по Ивану сохли, а только ему одна соседская Алёнка нравилась. Настька среди многих Ивану глазки строила. Да разве сердцу прикажешь? Не ответил взаимностью сын кузнеца. Тогда Настька испекла пирогов заговорённых со щавелем.

— Попробуй, — говорит, — пироги мои, Иван, да скажи, хорошая ли я хозяйка.

Не стал Иван пироги есть — отказался. Уже про Настьку шла молва нехорошая, травница, дескать, по лесам бродит, с тёмными силами водится.

Осерчала Настька.

— Пирогов моих не хочешь? Не люба я тебе? Так никому не будешь любый! — крикнула она в сердцах.

Крикнула, и сама испугалась. Как навести порчу на молодца она знала, а как отвести — нет. Жалко Настьке стала Ивана, всё же мил он ей был. Побежала в Ближний Лес к бабке Евдении, старой ведунье.

— Помоги, бабушка, прокляла я во гневе милого, теперь боюсь, сгинет он. А зла я ему не желаю.

Ведунья Евдения ответила:

— Знаю я, как тебе помочь, девка, отведу проклятие от твоего милого. Только плата за это будет такая: к людям ты больше не вернёшься, со мной в лесу жить останешься. Все свои знания тебе передам, а как уйду под землю — освободишься. Согласна?

Главред «Лабиринт Пресс» Екатерина Бунтман:

«Мы издаём книги для семейного чтения — исторические проекты в духе научпопа. Когда мы начинали работу, “намечтали” читателя 9-12 лет, но потом обнаружили, что взрослые тоже читают такие книги с удовольствием». 

Директор издательства «Абраказябра» Ольга Дворнякова:

«Больше всего мы ждём оригинальные познавательные проекты для детей 5-8 лет, 9-12 лет. А также будем очень рады художественным текстам для этих же возрастных категорий, которые содержат какой-то познавательный компонент.

Например, исторические приключения, приключения в мире растений, что-то вроде Карика и Вали, детективные и приключенческие истории, которые содержат какие-то элементы квестов или логических загадок».  

Гендиректор издательства «Пять четвертей» Наталья Эйхвальд:

«Ждём тексты, рассчитанные на читателей от 7 до 17 лет. Работаем с дебютантами, если понимаем, что есть потенциал. Говорим обо всём — есть и фантастика, и реализм, и социальные темы, и лёгкая романтическая проза.

Мы стараемся сделать всё, чтобы авторы ждали от нас ответа как можно меньше, но у нас не всегда получается. Обычно это 3−4 месяца. Самое главное — мы отвечаем всегда».

По материалам Band

В том, что все женщины — ведьмы Сергей Николаевич убедился воскресным вечером накануне католического Рождества. Даже его жена Елена Сергеевна, дама утончённая, интеллигентная, работающая учительницей физики в гимназии при Университете естественных наук и та, как оказалось, была не лишена толики колдовства. Обнаружилось это совершенно неожиданно.

В воскресенье утром Елена Сергеевна спросила у мужа:

— Дорогой, не пора ли ставить ёлку?

Сергей Николаевич послушно кивнул коротко стриженной с проседью головой: конечно, пора, какие могут быть возражения, Новый год через неделю. И отправился на ближайший рынок за лесной красавицей. Прожив вместе четверть века, супруги вообще редко спорили и ссорились, являя окружающим островок тишины и благополучия в неспокойном современном мире.

Спустя час Сергей Николаевич с торжественным видом внёс в квартиру замёрзшую двухметровую пихточку. Затащив в ванную, он обдал её из душа струями горячей воды, отчего по квартире поплыл вкусный хвойный аромат.

— Леночка, чувствуешь, а? — с гордостью спросил он жену. — Какой запах! Лес, живой лес!

Вместо ответа Елена Сергеевна чмокнула мужа во влажную щёку.

Так повторялось из года в год, став семейной традицией. По той же традиции, с наступлением сумерек, супруги принялись наряжать символ Нового года. Процесс этот, надо сказать, больше походил на церемонию.

Елена Сергеевна брала из коробки с игрушками золотой шар и, передавая мужу, спрашивала:

— Серёжа, ты помнишь, где мы его купили?

В сорок пять лет Симочка осталась одна. С мужем давно развелась, престарелая мать отошла в мир иной, повзрослевший сын переехал с подругой на съёмную квартиру. Первое время она заполняла образовавшуюся пустоту посещением театров, выставок и концертов, но спустя пару месяцев публичные мероприятия её утомили, она стала отказываться от театральных и кино премьер и, в конце концов, превратилась в обычную затворницу.

Приходя домой, Симочка первым делом включала телевизор и, занимаясь своими делами, отпускала сочные комментарии по поводу всего, что происходило на экране.

— Так ему, так, левой ещё, ага, вот сейчас хорошо, — говорила она, если показывали бокс по спортивному каналу.

— Да обними же ты её, не бойся, — советовала, как поступить герою в романтической комедии.

— О, Господи! Разве не понятно, кто перстень украл! — смеялась над глупостью следователя в детективном сериале.

Лучшая подруга Галина однажды сказала:

— Симуля, пойми, женщине нельзя оставаться одной, женщина как цветок — без заботы быстро увядает.

Симочка удивилась:

— Это кто же будет обо мне заботиться?

Галина ответила:

— Если некому заботиться о тебе, значит, найди того, о ком будешь заботиться ты!

— Ты сейчас про что? — спросила Симочка, решив что у подруги появился кто-то на примете.

Но Галина сказала:

— Заведи собаку.

— Соб-а-аку? — разочаровано протянула Симочка, — не-не-не, с ней же надо гулять. Да ещё два раза в день...

Рэй Брэдбери считал, что писателю следует писать по одному рассказу в неделю, дабы не терять навык. К тому же, создать подряд пятьдесят два плохих рассказа невозможно, обязательно среди них будут приличные тексты.

Писатель Александр Субботин развил мысль американского фантаста, и стал писать по два рассказа в неделю. Каждые вторник и пятницу он публикует в соцсетях литературные миниатюры на актуальные темы. Высмеивает лицемерие Запада и враньё российских либерал-предателей. Из-за политической направленности текстов издательский сервис «Ридеро» отказался публиковать сборник рассказов Субботина на своей платформе.

Александр ответил:

— Фи-и-и… Делов-то!

И опубликовал сборник «Формат» на портале «Литрес».

… Я подписан на него в телеграм. Гротеск, сатира, карикатурные персонажи, сочный язык — это всё Субботин. В комментариях писателя называют новым Булгаковым. Или Зощенко.

Я не буду столь восторженным. Формула Брэдбери работает и в обратную сторону: создать подряд пятьдесят два шедевра невозможно. Но за один рассказ я бы вручил Александру Ленинскую (Сталинскую, Путинскую) премию по литературе — за «Мосинку».

Мосинка — это не только русская трёхлинейная винтовка Мосина образца 1891 года, это ещё прозвище главного героя.

«Мосинка» — это рассказ о том, что происходило на Донбассе в годы Великой Отечественной войны и о том, что происходит сейчас.

Сильный рассказ.

Константин Соколов

27 октября 1888 года, Москва.

... Я иногда проповедую ересь, но до абсолютного отрицания вопросов в художестве еще не доходил ни разу. В разговорах с пишущей братией я всегда настаиваю на том, что не дело художника решать узкоспециальные вопросы. Дурно, если художник берется за то, чего не понимает. Для специальных вопросов существуют у нас специалисты; их дело судить об общине, о судьбах капитала, о вреде пьянства, о сапогах, о женских болезнях…

Художник же должен судить только о том, что он понимает; его круг так же ограничен, как и у всякого другого специалиста, — это я повторяю и на этом всегда настаиваю. Что в его сфере нет вопросов, а всплошную одни только ответы, может говорить только тот, кто никогда не писал и не имел дела с образами. Художник наблюдает, выбирает, догадывается, компонует — уж одни эти действия предполагают в своем начале вопрос; если с самого начала не задал себе вопроса, то не о чем догадываться и нечего выбирать. Чтобы быть покороче, закончу психиатрией: если отрицать в творчестве вопрос и намерение, то нужно признать, что художник творит непреднамеренно, без умысла, под влиянием аффекта; поэтому, если бы какой-нибудь автор похвастал мне, что он написал повесть без заранее обдуманного намерения, а только по вдохновению, то я назвал бы его сумасшедшим.

<...>

В кинематографе и литературе способы создания саспенса отличаются, не говоря уже о том, что напряженное ожидание возникает в самых разных сценах: от тикающей бомбы до ожидания маршрутки. И все же есть несколько базовых правил, о которых полезно помнить.

Чтобы саспенс работал, в центре сцены должен находиться герой, которому читатель сопереживает.

В напряженных сценах особенно важно, чьими глазами мы смотрим на происходящее, какая подобрана оптика: что видит герой или рассказчик, что знает, как относится к происходящему, существуют ли внутри сцены ставки лично для него, может ли он повлиять на действие?

Если читатель знает что-то, чего не знают персонажи, тревога усилится. Когда в запертой комнате люди в панике кружат вокруг тикающей бомбы — это тревожно, но читатель не так сильно вовлекается в повествование. А вот когда персонажи, ничего не зная, преспокойно пьют чай, а в это время под столом тикает та же бомба, — да, читатели будут ерзать на стуле и судорожно грызть ногти.

Не стоит забывать о темпоритме. Принято считать, что напряжение должно неумолимо нарастать, но на самом деле это не так. Тревога накатывает волнами, поэтому иногда действие следует замедлить, потуже натянуть струну, а иногда, напротив, ускорить, запустив обратный отсчет.

На наш литературный конкурс короткого рассказа поступили первые конкурсные работы.

Фантазёр

Заковыкин Андрей Егорович, помещик среднего достатка, но хлебосольный и только что поженившийся, любил попить чайку из самовара, а потом, прохлаждаясь на веранде, покурить трубку и поговорить с кем-нибудь, лучше с человеком рассудительным, о жизни. Так сидел он однажды с соседом своим, помещиком...

dzen.ru